Глядя на давнюю историю государств Закавказья, можно обнаружить, что все они имеют какого-нибудь великого предшественника. Тут и Великая Армения, основанная во II веке до н.э., просуществовавшая без малого пять столетий и объединившая громадные
территории Сирии, Финикии, Киликии — от Ефрата до Черного и Каспийского морей. И Великая Грузия, при царях Георгии III и Тамаре в XII веке занимавшая Северный Кавказ и Восточное Закавказье, Иранский Азербайджан, Армению и Юго-Западное Причерноморье (Трапезундское царство). И не менее великий Азербайджан, при династии Севефидов в XVI веке бывший ядром громадной Персидской империи, занимавшей даже значительную часть территории современной Индии.
Однако к XVIII веку от всего этого величия остались одни воспоминания. Грузия, распавшаяся на почти десяток царств и княжеств, зависимых то от Турции, то от Ирана, могла лишь ностальгировать по былому могуществу. От азербайджанской гегемонии осталось несколько отдельных ханств, полностью зависимых от Тегерана. Территория Армении была включена в состав Турции, а население балансировало на грани геноцида, достигшего апофеоза в трагичном 1915 году.
Все это, а также противоречия между самими народами Закавказья, и стали главной причиной относительно легкого присоединения региона к Российской империи.
Восточно-Грузинское царство искало у Москвы защиты от гнета персидского шаха, что нашло отражение вначале в Георгиевском трактате 1783 года, а затем и в Манифесте 1801 года о включении Картлийского царства в состав России. Дальнейшее было делом техники – остальные части когда-то единой Грузии были присоединены в добровольно-принудительном порядке. Это, впрочем, не означает их «завоевания» путем «военной интервенции», на которую упирают нынешние грузинские политики. Просто Петербург с успехом использовал внутренние разногласия грузинских элит по вопросу внешней ориентации и эффективно поддерживал тех, кто выступал за союз с Россией. Соответственно, протурецкие и проперсидские силы потерпели поражение.
Азербайджанские ханства были завоеваны в первой четверти XIX века в ходе многочисленных войн с Персией, что закреплено в текстах соответствующих договоров с шахом. Но было ли это завоеванием в обычном смысле, как, скажем, в ходе походов Наполеона? Северо-восточные провинции Персидской империи к тому времени давно утратили доминирующую роль, превратившись в полуколонии. А большая ли разница, чьей колонией быть? Так что особого сопротивления своему новому статусу азербайджанцы не оказывали, чего, кстати, не скажешь о грузинах, время от времени устраивавших в XIX веке и антироссийские заговоры, и полноценные восстания.
В Армении сильный национально-религиозный гнет однозначно способствовал пониманию роли России в качестве «освободителя», а не очередного «поработителя». Правда, в ходе войн с Османской империей удалось освободить от мусульманского владычества лишь Восточную часть древнего государства. Характерно, что в начале Первой мировой пришедшие к власти в Стамбуле младотурки предлагали армянской национальной партии «Дашнакцутюн» поднять антироссийское восстание в Российской империи, обещая дать Армении ( и Восточной, и Западной) в составе Турции широкую автономию. Дашнаки решительно отказались, хотя царское правительство преследовало их партию за национально-революционный экстремизм.
РАЗДЕЛЯЙ И ВЛАСТВУЙ
Говорить о том, что Россия ставила перед собой задачу способствовать национально-государственному возрождению народов Кавказа, было бы значительным преувеличением. Это в принципе не соответствует сути политики любой империи, стремящейся к максимальной централизации и превращению представителей отдельных наций в лояльных граждан единого государства, а не в потенциальных сепаратистов.
Получалось это не всегда хорошо. Межнациональная вражда давала о себе знать кровавыми эксцессами, участившимися в смутные, революционные времена. Так, 1905 год ознаменовался печально знаменитой армяно-азербайджанской резней, с сотнями человеческих жертв. Впрочем, если сравнить количество погибших с обеих сторон (особенно, с учетом женщин и детей) резней это было, прежде всего, со стороны азербайджанцев, армяне защищались или мстили взрослым врагам-мужчинам.
При этом доминирующие в регионе чиновники из числа этнических грузин бездействовали, а русские прямо поощряли погромы. Бакинский губернатор Накашизде, за свою преступную роль казненный боевиками-дашнаками. А массовую трагедию в Елисаветполе (Гяднже), при сходной роли племянника Накашидзе, Тайкашвили, удалось остановить лишь после вмешательства российских войск из местного гарнизона. И то только с помощью угрозы применения выдвинутой на боевые позиции против азербайджанских погромщиков артиллерии. Находящийся в Тифлисе наместник Кавказа князь Воронцов-Дашковне побоялся вооружились отряды местных социал-демократов (меньшевиков), что и обусловило мирное разрешение уже было готового начаться армяно-азербайджанского противостояния.
Тем не менее именно столетнее безраздельное правление Москвы сделало возможным появление современных Грузии, Армении и Азербайджана как отдельных целостных национально-государственных образований, а не набора независимых и часто враждующих между собой царств, княжеств и ханств. Поэтому революционные события 1917 года в России довольно быстро привели к разрушению формального кавказского единства. Учрежденный сразу после февраля-1917 Особый Закавказский комитет сменился в ноябре Закавказским комиссариатом, в свою очередь уступившим место в феврале 1918 года Закавказскому сейму, объявившему Закавказскую независимую федеративную демократическую республику. Просуществовала эта республика всего два месяца, пока национальные элиты не решили разойтись.
Одной из причин развода стало разное видение внешнеполитического курса. Большевиков местные политики не любили одинаково, но Тбилиси хотел дружить с Германией, Ереван – с Британией, а Баку – с единоверной Турцией. В результате Кавказ превратился в поле геополитических интриг между ведущими мировыми державами, что не замедлило вылиться и во вполне реальные битвы. Тогда был зарегистрирован конфликт между Грузией и Арменией за спорный Лорийский район.
В итоге молодые государства Закавказья оказались не просто разделенными, но и часто враждовали между собой, и потому были поодиночке банально аннексированы набравшей силу Советской Россией. На руку Москве сыграло и то, что в каждом из новых государств была мощная «пятая колонна» из большевиков и электората, недовольного разрухой и падением уровня жизни. А тут еще межнациональные конфликты, в которых новоявленным столицам приходилось проводить классическую имперскую политику борьбы с сепаратизмом (как в Южной Осетии и Абхазии).
Западные державы быстро кинули своих союзников, предпочитая не ссориться ни с Россией, ни с Турцией. Так, по Севрскому договору Антанта обещала Армении объединение с находящейся в составе Османской империи западной частью и выход к Черному морю. Но когда Ереван попытался получить обещанное «гарантами», возмутился турецкий лидер Ататюрк, армия которого в считанные недели заняла едва ли не всю Армению. Тбилиси помощи соседям не оказал.
Одновременно с территории Азербайджана ( к тому времени уже захваченного) в страну двинулась 11-я российская армия. С независимостью «взятого в клещи» государства было покончено в конце 1920 года. Спустя несколько месяцев пала уже и грузинская независимость. 17 марта 1921 года, несмотря на вялые протесты Англии, Франции и США, на всей территории Закавказья была установлена Советская власть. При сохранении отдельных Грузии, Армении и Азербайджана в 1922 году над ними была установлена реинкарнированная с царских времен надстройка — Закавказская Социалистическая Федеративная Советская Республика.
У ПРОЛЕТАРИАТА НЕТ НАЦИОНАЛЬНОСТИ
Первые годы существования Закавказской Федерации ознаменовались коллизиями, которые можно было бы назвать «торжеством ленинской национальной политики». Поначалу она базировалась на экономических принципах – речь шла о восстановлении хозяйственных связей региона, обозначенных еще во времена Российской империи.
Сперва в жертву реанимации уже реально обанкротившейся идеи «единого закавказского народа» принесли руководство грузинской компартии, которое требовало особых прав и реальной автономии для своей республики, и по этой причине было обвинено Москвой в «национал-уклонизме». Не обошлось даже без драки на одном из партсобраний между последовательным «интернационалистом» Орджоникидзе и одним из лидеров ЦК компартии Грузии.
Тем не менее в дальнейшем грузинская и армянская парторганизации, по крайней мере, возглавлялись, соответственно, этническими грузинами и армянами.
А вот кадровая политика в Азербайджане временами напоминала анекдот. Достаточно посмотреть список первых лиц — легендарный бакинский комиссар Шаумян, случайно затесавшийся азербайджанец Мирза Гусейнов, русский Сергей Киров, опять армянин Анастас Микоян, смененный на год местным Рухуллой Ахундовым. Последнего, в свою очередь, вновь заменили ( на три года) армянином Левоном Мирзояном. Завершили этот список «национальных лидеров» Николай Федорович Гикало и Рувен Гершевич Полонский, впрочем, предпочитавший носить более русифицированное имя-отчество — Владимир Иванович.
Послужной список упомянутого товарища Гикало показателен в трактовке ленинского тезиса « у пролетариата нет национальности» (как минимум, в отношении партийных топ-менеджеров). Окончивший в 1915 году Тифлисскую военно-фельдшерскую школу, Николай Федорович за неполные 8 лет успел побывать на пяти высоких партийных постах по всему Союзу. Начав с секретаря ЦК Узбекистана, он затем последовательно перемещался в кресла высших партийных руководителей Азербайджана, Москвы и Московской области, Белоруссии и Харькова. Правда, с последнего места работы в 1937 году его перевели уже в застенки НКВД с последующим расстрелом как «врага народа».
Впрочем, чаша сия не миновала практически всех азербайджанских (да и многих остальных закавказских) руководителей 1920-х – начала 1930-х годов. За исключением разве что Кирова, возглавившего Ленинградский горком, и «кремлевского долгожителя» Микояна, ушедшего на пенсию лишь при Брежневе и не дожившего до его смерти всего четыре года. Это даже послужило причиной для афоризма «от Ильича до Ильича – без инфаркта и паралича».
ИЗ ЧЕКИСТОВ В ПОЛИТИКИ
1930-е годы ознаменовались установлением относительной стабильности в жизни кавказских республик. Промышленность была национализирована, сельское хозяйство – коллективизировано, антисоветские восстания под национальными лозунгами в целом подавлены. Заодно загнали внутрь и межнациональную вражду народов, которым отныне предписывалось стать братскими. Наконец, Москва решилась вручить реальную власть на местах выходцам из национальных компартийных элит. Для подстраховки – из числа бывших руководителей республиканских ГПУ-НКВД, как в Грузии и Азербайджане. Так при власти в 1931-1933 годах оказались знаковые фигуры той эпохи – Лаврентий Берия и Мир Джафар Багиров.
Начинали они одинаково – с массовых чисток, устранявших их врагов и потенциальных конкурентов. Но в дальнейшем прославились не только талантами «заплечных дел мастеров». Тот же Берия известен и как инициатор «первой реабилитации» в 1938 году (после «ежовщины» и своего перевода в кресло главы союзного НКВД), и как «отец» советской атомной бомбы, и даже как инициатор самой первой послесталинской «оттепели», с реабилитацией многих репрессированных (тех же «врачей-отравителей») и экономической либерализацией режима «отца народов».
Багиров, пользовавшийся значительным доверием Сталина (потому и переживший 1937 год), сумел даже «засветиться», в отличие от многих коллег по КПСС, на международной арене. Когда в 1941 году СССР по договоренности с Великобританией оккупировал северо-западные области Ирана — Иранский Азербайджан — Джафар Аббасович без ложной скромности насадил в подконтрольной местности свой личный культ «объединителя страны», всерьез примеривая на себя титул едва ли не возродителя традиций династии Сефевидов, при которых Азербайджан был гегемоном огромной персидской империи. Правда, когда в 1946 году под давлением бывших союзников по антигитлеровской коалиции Сталину пришлось вывести войска из Ирана, идея Великого Азербайджана лопнула вслед за бегством из региона советских ставленников.
Впрочем, оба «сталинских карающих меча» – и Берия и Багиров — нашли один конец – казнь за «антигосударственную деятельность». «Хозяин Баку» пережил своего грузинского коллегу на три года и был расстрелян в 1956 году.
БЕРИЯ ВЫШЕЛ ИЗ ДОВЕРИЯ
Положение грузинской элиты при Сталине было двойственным.
С одной стороны, «вождь народов» откровенно благоволил своей малой Родине, предоставляя ей преференции. Так, к концу его правления средняя оплата за трудодень грузинского колхозника превышала таковую у российского коллеги в 15 раз. Практически все собираемые в республике налоги оставались на месте, плюс крупные дотации из союзного бюджета. В то же время в РСФСР оставалось всего половина собранных налоговых поступлений – остальные шли в бюджет СССР. Побывавший в 1947 году в Грузии американский писатель Джошуа Стейнбек писал, что « в сознании советских людей она предстает земным раем», и, в целом, соглашался с такой оценкой на фоне жизни остального населения Союза в условиях послевоенной разрухи. Правда, эти факты не помешали нынешнему грузинскому руководству открыть второй по счету «музей советской оккупации» именно в Гори, где родился «отец народов».
С другой стороны, Сталин не позволял сильно расслабляться даже своим землякам. Ладно бы речь шла лишь об «искоренении контрреволюции» — плановых чистках неугодных партийцев и хозяйственников в 1930-х годах. Новая волна репрессий накрыла солнечную республику и в начале 1950-х годов. Судя по всему, Сталину перестало нравиться всесилие Берии. Вначале бывший монопольно-карающий монстр НКВД был разделен на две половины – министерства внутренних дел и госбезопасности. Потом стали собирать компромат и на самого Берию. В лучших советских традициях начали с окружения. «Козлами отпущения» стала часть высших руководителей Грузии, выходцев из Мингрелии, якобы взявших курс на отрыв всей республики от СССР. Сам Берия, по воспоминаниям очевидцев, проходил по документам личных карателей Сталина под кличкой Большой мингрел.
Лишь смерть «отца народов» освободила Берию от смертельной опасности (хоть и не надолго), а потому общественное мнение его соотечественников не подверглось жесточайшему удару развенчивания культа бывшего соратника вождя. Удар этот был нанесен во время хрущевских разоблачений. Казнь Берии как «агента мирового империализма» грузины еще стерпели, но вот развенчивание светлого образа самого Сталина перенести не смогли. Когда после XX съезда КПСС и знаменитой речи Хрущева 5 марта 1956 года, в годовщину смерти вождя, ни одна из газет не вспомнила об этой дате ( из официальных учреждений были даже убраны портреты Сталина), в Грузии это было воспринято как национальная катастрофа.
Начались массовые выступления молодежи, старшеклассников и студентов. 9 марта они были жестоко подавлены. Демонстрацию в Тбилиси расстреляли из пулеметов. Погибло, по разным данным, от 150 до 800 человек. Хотя фронда потерпела поражение, именно середину 1950-х принято считать началом бурного роста подпольных и полуподпольных групп интеллигенции, ставящих своей целью достижение полной независимости Грузии. Впрочем, такие настроения полностью никогда и не исчезали в республике. Даже в годы войны органы госбезопасности накрывали подпольные студенческие кружки, считавшие, что Тбилиси с помощью Гитлера мог бы восстановить вожделенную государственность.
КАПИТАЛИСТЫ С ПАРТБИЛЕТАМИ
Но в большинстве своем представители закавказской элиты были реалистами и о выходе из СССР не помышляли, предпочитая устраивать себе хорошую жизнь в существующих реалиях. За исключением нефтедобывающих предприятий Азербайджана, серьезной промышленности здесь просто не было. Да и из нефти тогда не так просто было получать «теневые доходы», как сейчас — через непрозрачные схемы всевозможных оффшорных посредников. Зато в субтропическом климате отлично росли дефицитные в СССР фрукты, да и население было гораздо меньше затронуто «коммунистическим воспитанием» равенства в бедности и отсутствия частной инициативы.
Поэтому сразу после либерализации практики карательных органов в Закавказье стали возрождаться «пережитки прошлого». Причем на относительно легальной основе. Путем продажи фруктов по совсем не государственным ценам на рынках изголодавшихся по витаминам крупных городов. Или через образование подпольных цехов, изготавливавших дефицитные для советских людей вещи — от полиэтиленовых кульков с портретами культовых артистов до «импортных» джинсов.
Левые доходы не оставались целиком у «работников теневого фронта». Ими приходилось делиться и с госструктурами, занимавшимися тем, что ныне именуется крышеванием, и покупать «особое отношение» у ненавязчивого советского сервиса, медицины, образования. Все это обусловило расцвет невиданной в остальном СССР коррупции, корни которой замыкались, в конечном счете, в Москве.
СОБИРАЙ И ВЛАСТВУЙ
Правда, союзному центру иногда надоедало смотреть на не социалистические отношения в немаленькой части «государства рабочих и крестьян». А может, московским партийным и милицейским чиновникам просто начинало казаться, что с ними начинают плохо делиться. Тогда следовали оргвыводы, обычно проявлявшиеся в созыве пленумов республиканских ЦК, на которых объявлялись «заявления об уходе по собственному желанию» первых секретарей и озвучивалось «мнение» об избрании их желательного преемника.
Однако вплоть до распада СССР Москва больше не рисковала возобновлять азербайджанскую практику 1920-х годов с назначением на высшие посты «варягов». Вместо проштрафившегося партийца назначался исключительно его соотечественник. Союзные «смотрящие» — русские, украинцы, белорусы – занимали обычно почетные, но мало значащие в организационном плане посты вторых секретарей по идеологии. Впрочем, их полномочий с опорой на местные органы госбезопасности было достаточно, чтобы гасить в зародыше любые намеки на сепаратизм. Тем более что для борьбы с ним не надо было даже никого сажать в духе 1930-х – достаточно было на ближайшем пленуме поддержать соперничающую с зарвавшимся коммунистическим князьком номенклатурную группировку.
Волна «снятий» произошла в бурные хрущевские времена и в первый период пребывания у власти Брежнева. За это время в Армении и Азербайджане сменилось несколько первых лиц, срок службы которых составлял от одного до десяти лет. Исключением стала Грузия, которой почти целых 20 лет после смерти Сталина руководил Василий Павлович Мжаванадзе. Видимо, именно ему удалось достичь в крышевании цеховиков таких высот, что вырученных средств хватало на «подмазывание» всех заинтересованных московских товарищей.
На рубеже 1960-1970 годов к власти в закавказских республиках вновь пришли яркие личности, менее всего подходящие под ярлык временщиков. Кадровые перемены в Тбилиси и Баку пошли по обкатанному сценарию – первыми секретарями были избраны силовики, главы республиканских МВД и КГБ, Эдуард Шеварднадзе и Гейдар Алиев. В 1980-е пути коллег разошлись – первый был обласкан Горбачевым и назначен руководить советской дипломатией, а второй отправлен в отставку с поста зампреда Совмина СССР. Но 1990-е расставили все на свои места — и Шеварднадзе, и Алиев вернулись руководить своим республиками, ставшими независимыми, сменив дискредитированных «профнепригодностью» демократически избранных президентов первой волны. Причем если грузинского лидера удалось сместить в ходе «революции роз», заменив на Саакашвили, то опытный азербайджанский экс-силовикне просто удержался при власти до самой смерти, но еще и передал ее сыну.
Поставил своеобразный рекорд и первый секретарь ЦК компартии Армении Карен Демирчян. Во-первых, тем, что был призван на партийную работу не из милицейско-кэгэбешного учреждения, а с электротехнического завода, где работал инженером. Во-вторых, Демирчян пережил трех генсеков ЦК КПСС — Брежнева, Андропова и Черненко, его сместил лишь Горбачев. Так Демирчан чуть не повторил рекорд политического долгожительства своего знаменитого земляка Микояна.
ЛОМАТЬ НЕ СТРОИТЬ
На этих «предперестроечных зубрах» и закончилась эпоха относительной стабильности в межнациональных отношениях. Сцементированный КПСС СССР худо-бедно справлялся с профилактикой серьезных проявлений межнациональной розни, но полностью ее искоренить не мог.
Стоило ослабить тотальный контроль партийных структур и органов госбезопасности, заполыхали костры былой вражды. Баку, Сумгаит, Нагорный Карабах… В отличие от 1917 года, обошлось даже без формальных попыток создания «закавказских федераций» или «сеймов». Укрепившаяся за годы советской власти национальная элита собранных по крупицам еще при Российской империи государств не нуждалась в этой формальной надстройке, сразу перейдя к полной независимости.
Все вернулось на круги своя. Грузия, все 200 лет после Георгиевского трактата озабоченная вопросом «какой союзник представляет собой меньшее зло?», нашла патрона за океаном. Азербайджан, не питающий к России ни особой дружбы, ни особой вражды, ушел в самостоятельное плавание на «черном золоте». И лишь Армения, в условиях соседства с армянофобными Баку и Анкарой, холодно-нейтральным Тбилиси, при цинично-прагматичной политике Запада, для которого нефть важнее, чем «права человека», опирается на Россию.
